Бетти Фридан - "Загадка женственности"[«The Feminine Mystique»]

Единственный путь всестороннего развития женщины — это участие в жизни общества, во всех решениях, которые оно принимает. Но чтобы обрести свободу и развиваться, женщине нужна экономическая независимость. Она уже добилась доступа к профессиональной работе, но это только первый шаг. Теперь нужно изменить правила игры, чтобы перестроить саму профессиональную работу, а также брак, семью и семейный уклад. Жесткая, несправедливая, разъединяющая структура офисов, больниц, где секретарша и начальник, медсестра и врач разделены непреодолимой стеной, является воплощением мифа о женском предназначении и способствует его распространению. Но экономическая независимость не будет полной, если общество не позаботится о том, чтобы при социальном обеспечении женщин, начислении им пенсий учитывался и их домашний труд. А работа по хозяйству и воспитание детей должны более равномерно распределяться между мужем, женой и обществом.

Женщины могут достичь равенства с мужчинами и сохранить человеческое достоинство только в том случае, если у них будет возможность самим зарабатывать на хлеб. Когда к движению примкнула радикально настроенная молодежь, она заявила, что придавать такое большое значение работе и образованию, то есть материальной стороне, — это «скучно», это «реформизм», «буржуазный пережиток». Но очень немногие могут не считаться с элементарной экономической реальностью жизни. Только экономическая независимость дает женщине возможность выйти замуж по любви, а не из-за положения мужа либо его денег, или покончить с несчастливым, невыносимым, унизительным браком, или — если женщина вообще не выходит замуж — жить нормальной жизнью: есть, одеваться, отдыхать, путешествовать. Но работа нужна женщинам отнюдь не только ради денег. Как она будет принимать участие в жизни развитого индустриального общества, если у нее не будет знаний, умений, а также возможностей доступа к этой жизни, которые обеспечиваются именно работой?

В отличие от феминисток прошлого, нынешние женщины не призывают игнорировать свою физиологию. Но необходимо переделать общество, чтобы женщины, которым дана способность рожать, могли сознательно пользоваться этой способностью, а не выпадать благодаря ей из общественной жизни. Это значит, что они должны иметь право контролировать рождаемость и право на аборты; им должны быть предоставлены декретные отпуска и детские сады, если они не захотят полностью оставить работу на период воспитания детей, и аналог закона для американских солдат— участников войны, который обеспечит возобновление образования после длительного перерыва в работе в связи с уходом за детьми. Я думаю, что большинство женщин предпочтет иметь детей (хотя уже не так много, как раньше) именно потому, что это перестанет быть единственным способом самоутверждения и получения материальной поддержки, тем суррогатом участия в общественной жизни, которым им приходилось довольствоваться до сих пор.

«Освобождение» женщин не означает для меня игнорирование потребности любить, в сексуальном и более широком смысле, и даже иногда зависеть от любимого человека. Но я считаю, что как женщины, так и мужчины должны отказаться от принятых на себя ролей, которые обесценивают любовь, превращают ее в ненависть. В самом деле, как мы можем понимать и любить друг друга, если мы не понимаем и не ценим самих себя?

А разве не одиноки и не отчуждены от женщин мужчины, несмотря на самую искусную сексуальную акробатику в постели? Разве мужчины не умирают слишком рано, вынужденные подавлять в себе страхи, слезы и все нежные чувства? Мне кажется, что мужчины — не враги, а наши товарищи по несчастью, страдающие от изжившей себя загадки мужественности, благодаря которой представители сильного пола чувствуют себя теперь не у дел, когда им не на кого охотиться и не для кого добывать пропитание.

За годы совместных действий мы, женщины, стали сильнее и в то же время мягче, стали относиться к себе более серьезно, а жить — интереснее, отказавшись от прежних ролей. Мы поняли, что можем доверять друг другу. Я с любовью вспоминаю женщин, с которыми вместе рисковала и испытывала радость. Но никто не может себе представить, как ничтожно мало нас было вначале, как мало у нас было средств и опыта.

Откуда у нас взялись силы и мужество сделать все это ради американских женщин и женщин всего мира? Прежде всего, мы делали это для себя. Это не была благотворительность в пользу бедных; мы, вполне обеспеченные женщины, были бедны, но не в материальном смысле. Домохозяйкам, чьи мужья хорошо зарабатывали, было не просто получить у них деньги на билет, чтобы слетать на собрание правления Национальной организации в защиту женщин. Работающим женщинам трудно было вырваться с работы или, если это был уик-энд, оставить на это время семью. Я сама никогда так много не работала, так мало не спала (да что там спала, у меня часто не было времени, чтобы поесть или сходить в туалет), как в эти первые годы женского движения.

Например, в самый канун Рождества 1966 года меня вызвали в суд для дачи показаний в связи с возмущением авиалиний от того, что их обвинили в дискриминации по признаку пола, которая заключалась в том, что стюардесс увольняли в тридцать лет или сразу после замужества. (Я ломала голову над тем, почему они так поступают. Ну не могли же они считать, что замужние стюардессы отпугнут мужчин и они перестанут летать самолетами? И вдруг меня осенило, сколько денег сэкономила администрация авиакомпаний на том, что стюардесс увольняли прежде, чем они успевали дождаться повышения зарплаты, увеличения отпуска и заработать право на пенсию. И как я счастлива теперь, когда стюардессы обнимают меня, как только я вхожу в самолет, и рассказывают, что отныне им не только разрешено выходить замуж и оставаться на работе после тридцати, но даже иметь детей!)

Я чувствовала, что мы подведем будущие поколения, если не решим вопрос с абортами. Я также чувствовала, что должна быть принята поправка к Конституции о равных правах, несмотря на предупреждение профсоюзных лидеров, что это повлечет за собой отмену всех существующих льгот. Мы должны были принять эстафету от одиноких, постаревших, ожесточившихся женщин, всю жизнь боровшихся за эту поправку, которая уже пролежала под сукном в Конгрессе пятьдесят лет, с тех пор как первые женщины появились у ограды Белого дома с твердым намерением добиться равных избирательных прав.

Стоя в наших первых пикетах у ограды Белого дома в День матери в 1967 году (с лозунгами «Права, а не розы»), мы выбрасывали символические фартуки, цветы и пишущие машинки из папье-маше. Мы свалили в кучу газеты на полу офиса Комиссии по борьбе за равные права для всех работающих, осуждая их отказ применить Закон о гражданских правах против дискриминационных рубрик в разделах объявлений «Требуются на работу: мужчины» (имеется в виду серьезная работа) и «Требуются на работу: женщины» (имеется в виду неквалифицированная, почасовая работа). Это было так же противозаконно, как поместить объявления «Требуются на работу: белые» и «Требуются на работу: цветные». Мы заявили, что собираемся возбудить дело против федерального правительства за то, что оно не следит за соблюдением закона, который в равной степени относится как к мужчинам, так и к женщинам (правда, на всякий случай поинтересовались у своих людей в департаменте юстиции, имеем ли мы на это право), — а потом так и сделали.

Я читала лекции в женских привилегированных учебных заведениях южных штатов, произносила речи при вручении дипломов в малоизвестных экономических колледжах, а также в Гарварде, Йельском и Калифорнийском (Лос-Анджелес) университетах, чтобы заработать деньги на создание отделений Национальной организации женщин (мы не могли нанять организаторов, поэтому приходилось все делать самим). Все эти годы моя квартира была нашим штабом. Мы не имели возможности ответить на все письма, какие получали. Но были женщины, такие, как Билма Хейде из Питсбурга, Карен де Кроу из Сиракуз, Элиза Пашаль из Атланты и многие другие, которые сами звонили нам из своих городов, когда мы не отвечали на их письма, и мы назначали их организаторами местных отделений, чувствуя горячее желание этих женщин представлять нашу организацию на местах.

Я вспоминаю отдельные вехи на нашем пути. Мы, пятьдесят женщин из Национальной организации женщин, приходим перекусить в гостиную отеля «Плаза», куда пускают только мужчин, и требуем, чтобы нас обслужили… Я выступаю в Сенате против назначения судьей Верховного суда Карсвелла, который отказался провести слушание дела, возбужденного женщиной, уволенной с работы просто потому, что у нее были маленькие дети… Ощущаю первые признаки зарождения женского движения среди студентов, когда меня просят вести заседание Национального студенческого конгресса в Колледж-парке, штат Мэриленд, в 1968 году… Вспоминаю, как после того, как на конгрессе, на который собралась молодежь из движения «Студенты за демократическое общество», осмеяли нашу резолюцию об освобождении женщин, напечатанную на ротапринте, молодые девушки из радикалов сказали мне, что хотят организовать свою отдельную группу: они боялись, что если будут открыто выступать на собраниях СДО, то не выйдут замуж… Помогаю в 1968 году Шиле Тобиас составить первую учебную программу для женщин (теперь они есть во многих университетах!)… Убеждаю правление нашей организации, что нам необходимо проводить конгресс по объединению женщин совместно с молодыми радикалами, несмотря на имеющиеся разногласия в идеологии и стиле поведения… Это все были вехи на нашем пути.